Продавщица бросила на меня равнодушный взгляд и ровным, безразличным голосом куклы спросила:
— Берете вы или не берете этот берет? Если сомневаетесь, возьмите другой.
— Нет, — сказал я, — я возьму этот, хотя и сомневаюсь.
Выйдя из магазина, я надел новый берет, а старый, похожий на блин, сунул в карман пальто.
На минуту мы остановились с женой возле витрины. Я взглянул туда. Пластмассового юноши не было. Вместо него уже стоял живой старик в синем берете. Мне показалось, что это стою я.
— Это я? — спросил я жену.
Она посмотрела и усмехнулась:
— Действительно похож на тебя. Это продавец или заведующий.
— Что он там делает?
— Не знаю. Но раз он там, значит это нужно. Он что-то там меняет.
— Не там меняет, — возразил я, — а здесь.
Я показал на себя.
— Человек, когда стоит в витрине, — сказала жена, — всегда немножко похож на манекен. Разве ты этого не замечал?
— Конечно, замечал. Но сейчас замечаю другое.
Я не сказал жене, что я заметил. Я испытывал, никогда до этого не испытанное мною чувство, что вижу самого себя со стороны. Старик с витрины улыбнулся мне и подмигнул.
— Пошли, — сказала жена. — Не стоит делать чуда из того, что заведующий магазином немножко похож на тебя.
Идя по улице, я чувствовал, что продолжаю молодеть. На улице не было зеркала, но я как бы видел свое лицо, отраженное в восприятии прохожих. Девушки смотрели на меня, а не мимо. Они смотрели, словно видели не меня, а того, другого, который давно исчез в волнах времени.
Когда мы пришли, мне почему-то не захотелось подыматься на лифте. Одним махом, как в юности, я взбежал по лестнице на шестой этаж и стал поджидать жену, поднимавшуюся на лифте.
В прихожей я не удержался и взглянул в зеркало. На меня с любопытством смотрел не я, а тот, другой, оставшийся в воспоминаниях старых знакомых и удостоверенный фотоснимками далеких лет. Беспокойное чувство встречи с самим собой через время охватило меня, словно мое существо раздвоилось и две половинки — прошлая и настоящая — тосковали друг по другу.
Я снял берет, и зеркало возвратило меня. Да, я снова обрел себя и видел свое морщинистое лицо шестидесятилетнего человека.
Держа в руке синий берет, я думал о парадоксе, об удивительной возможности переходить из одного возраста в другой с помощью такого простого и нехитрого предмета, как кусок сукна, приобретшего в руках неведомого мастера волшебное свойство машины времени.
Я долго стоял, размышляя о тех возможностях, которые подарил мне случай.
Жена позвала меня в столовую — пить чай. Входя туда, я надел берет и снова попал в свое прошлое, слившееся с настоящим.
На лице жены я увидел всю быструю гамму сменявших друг друга чувств, соединивших ее с далеким прошлым.
— Володя, — спросила она тихо, — что с тобой? Ты не ты, а тот… — Она не договорила.
— А кто?
— Не ты, но точно такой, каким ты был, когда мы с тобой познакомились.
— Ну и что ж, — сказал я, — время повернулось вспять. И наука вернула нам с тобой далекое прошлое.
— Нет. Изменился только ты. Мир остался прежним.
— Ты тоже помолодеешь, — сказал я и надел на ее голову синий берет.
Она стала молодеть, преображаясь у меня на глазах. А я опять стал старым.
— Господи! — сказала жена. — Объясни, Володя, мне это странное явление.
— Чудо, — сказал я.
— Это не научно. Объясни все так, чтобы это было логично и не противоречило законам природы и нашему опыту.
— Зачем?
— Как зачем? Я хочу быть спокойной. А то мне кажется, что я вижу сон.
— Это не сон, Вера.
— А что это такое?
— Чудо.
— Чудес не бывает.
— Знаю. Слышал. Читал. Проходил в школе. Но это чудо особое. Кто-то с нами играет в плохую игру.
— Кто?
— Если бы я знал! Время. Мы с тобой попали в воронку. Нас крутит, как в водовороте, то окуная в прошлое, то выталкивая наружу.
— А берет? — спросила Вера и сняла его.
Она показала фабричную марку и затем прочла вслух:
— «Планета Марс. Фабрика волшебных беретов».
— Разве мы импортируем что-нибудь с Марса? — удивился я. — Слишком дорого обходится перевозка. Об этом недавно писали в «Экономической жизни».
Жена снова надела берет.
— «Экономическая жизнь», — пошутила Вера, — слишком экономно смотрит на жизнь. По-видимому, марсианские изделия обладают особыми качествами.
Берет подтверждал это. Он уносил от меня мою жену Веру в прошлое, и, хотя она сидела рядом со мной за столом, она была одновременно и воспоминанием.
Она была здесь и не здесь, а я словно видел ее издали, будто смотрел на экран.
— Ты сильно изменилась, Вера, — сказал я. — Очень помолодела.
— Нет, не я изменилась. Изменился ты, ужасно постарел. Стал похож на твоего покойного отца. Ты ли это, Володя?
Я снял с нее берет и надел на себя. Я почувствовал, как меня понесло в прошлое.
Что же случилось затем? А вот что. Я превратился в молодого человека. Мне двадцать лет. Я сижу за столом и пью чай.
— Володя, — говорит мне старая незнакомая дама. — Мне странно глядеть на тебя. Ты так молод.
— Кто вы? — спрашиваю я.
— Твоя жена Вера.
Я смотрю на старую симпатичную даму и не могу ничего сообразить. Когда я успел жениться? Каким образом попал в эту квартиру? По-видимому, эта старая женщина шутит.
— Где я?
— В своей квартире на улице Маяковского. Ты прожил в ней по меньшей мере тридцать лет.
Я встаю и выхожу из-за стола. Вот кабинет. Стеллажи. Книги. На стене картина, на которой изображено окно. Рядом с изображенным окном — настоящее. Я смотрю в окно. И в то и в другое. И на картине и в настоящем окне виден двор и дворничиха с метлой. Двор мне не знаком. Я выхожу из квартиры, как во сне, спускаюсь по лестнице. Улица. Стоянка такси, а на другой стороне парикмахерская. Я захожу в парикмахерскую, снимаю берет, сдаю его кассирше, прохожу в зал и сажусь в кресло. Парикмахерша, толстая пожилая женщина, начинает мылить мне щеку. Я вижу свое отражение в зеркале. Лицо меняется. Оно стареет быстро-быстро, словно минуты превратились в годы.
Когда я встаю с кресла, парикмахерша растерянно смотрит на меня. На ее лице виноватая улыбка.
— Что с вами? — спрашивает она. — Вы изменились. Ничего не понимаю. Может, пока я ходила за водой, вместо вас в кресло сел другой? Но куда исчез тот нетерпеливый молодой человек, который сидел в кресле до вас? Я ведь задержалась всего на полторы минуты.
— Да, — сказал я, — он выбежал, а я сел вместо него.
— Почему же он убежал?
— Может, вспомнил, что опаздывает.
— С вас сорок копеек.
Расплатившись в кассе, я подошел к большому зеркалу. Из зеркала на меня смотрел старик с очень знакомым и опечаленным лицом. Я вышел из парикмахерской, не взяв берета. Кто-то наденет его и, возможно, помолодеет. Неизвестный, я дарю тебе молодость, может, ты заслуживаешь ее больше, чем я.
1967
Владимир Щербаков
Шотландская сказка [3]
По неровной стене замка размытым облаком бежала тень опускавшегося моста. Хольгер видел, как она погасила вечерние блики на противоположной стороне рва и, накрыв кусты шиповника, упала к ногам.
Замок Данвеган сохранил первозданный облик: проломы, оставшиеся после давних нашествий, тщательно заделаны, вновь скрипят колеса, опускающие подвесной мост, который ведет во внутренний двор. Над входом, как и сотни лет назад, горит факел, его пламя колеблет ветер.
По винтовой лестнице Хольгер поднялся в просторный зал, голые стены которого украшались древними гербами и головами оленей. В углублении посреди зала неровно дышала открытая жаровня, выпуская вверх красноватые языки, и тусклые отсветы, метавшиеся по полу, выхватывали из полусумрака, казалось, не мертвые плиты — годы и десятилетия, сложенные здесь, как в консервной банке. Вокруг бушевали ураганы и войны, лилась вода и кровь замок прятал в подвалах и башнях следы минувшего.