— Но если вместо нашей машины… — подхватил Сайкин.

— Не сейчас, конечно, — поспешно вставила Мирра Ефимовна.

— Ведь когда-нибудь мы не будем связаны ресурсами энергии, — заметила Света.

— Вот тогда вместо машины послать в прошлое… — сказал Арсен.

— Звездолет?..

Роман Подольный

Всего один укол

Мой спутник очень торопился. «Теперь я не позволю себе тратить в день на развлечения больше двух с половиной часов, — мимоходом сказал он. — Вот через девятнадцать дней…» И едва я успел прочесть скромную вывеску: «Клуб гениев», как уже был втянут в дверь. Швейцар почтительно заглянул в протянутую ему сиреневую книжечку и благоговейно отступил в сторону.

В клубе было уютно и тихо. Накормили нас вкусно, и я, вынимая портсигар, без всякой задней мысли спросил:

— Который год вы член этого клуба?

У сотрапезника вдруг задрожали руки, он переменился в лице.

— Хотите меня обидеть?!

— Господь с вами! Откуда вы взяли?..

— Будто не знаете, что гениальность длится максимум месяц!

Меня меньше удивило слово «месяц», чем форма фразы: так говорят о болезни.

— Не понимаю!

— Ах, да! Вы же у нас только второй день… Но неужели никто не успел вам рассказать? Честное слово?

— Что рассказать?

— О прививках гениальности.

Он вынул из кармана ту самую сиреневую книжечку, что предъявил швейцару. На обложке было напечатано красными буквами: «Членская книжка Клуба гениев». Внутри стояли фамилия и имя, год рождения; чуть ниже: «Дата прививки — 31 октября 1986 года, срок действия — с 1 по 30 ноября 1986 года включительно».

— Прочли?

— Да.

— А поняли?

— Нет…

— Ну-ка, выгляните в окно — как вам нравится эта статуя?

— Человек, раздающий факелы? Великолепная работа! Но что это у него на голове? Ах, да! Вместо волос — языки пламени, он и сам горит, точно факел…

— Верно — он и сам горел. И сгорел… Это памятник профессору Физбаху. Физбах начал все это, — рассказчик щелкнул пальцем по глянцевому переплету своей книжечки.

— Ведь гениальность — болезнь, об этом догадывались и раньше, кажется, еще в ваше время. Многие психиатры прошлого писали о гениальности как разновидности безумия. Но безумие-то можно вызвать искусственно! Средства для этого знали еще древнеримские колдуньи, не говоря уже о средневековых ведьмах. Опять-таки и некоторые достаточно распространенные болезни приводят на последних стадиях к сумасшествию… Но бывает, что на больного перед самым сумасшествием находит какое-то просветление. И в эти короткие недели и месяцы, много реже — целые годы, человек, в лучшем случае способный, начинает вдруг проявлять задатки таланта, а талантливый — создает произведения, которые совсем недавно были ему явно не по плечу. На институтских лекциях у нас поминали, кажется, Ницше, Мопассана, еще кого-то.

Будь Физбах химиком, как я, он бы, верно, занялся веществами, вызывающими галлюцинации. Опиум, героин, эфир, гашиш, мескалин — что-то тут должно крыться… Во всяком случае, мне так кажется. Но он-то был микробиологом! И решил заражать талантом. Захотел вывести микробов, вызывающих эту прекрасную болезнь. Как конкретно он этого добился? Я не знаю. Химик я, уже говорил, а не микробиолог… Вы все-таки хотите знать подробности? Ну, химические мутагены. Ну, проникающая радиация. Ну, отбор среди бацилл, спирохет, кокков и вирусов, подвергнутых всему этому. Словом… не знаю, мне и миру известен результат. Черт его знает как, но Физбах вывел бактерию гениальности! Естественным путем она, слава богу, не передается. Но — легкий укол, недолгий инкубационный период, и бактерия начинает действовать. С мозга словно слетает какая-то пелена. Мысли проясняются, определяются цели, откуда-то берутся силы, которых раньше не было, — я это по себе знаю! И так — целый месяц!

— Только месяц?

— Целый месяц, я сказал! Разве этого мало? На одну-единственную жизнь! Среднему человеку — хватит.

— А что потом?

— Всего лишь короткий период безумия — и смерть… Да вы не пугайтесь, не пугайтесь за меня! С тех пор много воды утекло. Я просто рассказываю обо всем по порядку.

— Хорошо, по порядку… Но на ком же Физбах ставил опыты?

— На обезьянах, разумеется. Одна горилла последние две недели ходила только на задних лапах. И даже сделала сама каменный топор! За два дня до смерти… А когда эта стадия проверки закончилась, профессор впрыснул разводку бацилл себе.

— Себе?!

— Ну, он не был самоубийцей! Рассчитывал, что за этот месяц гениальности сумеет как-нибудь усмирить свою бактерию. Не успел. А когда он умер… Что же, пришлось людям примириться с тем, что за гениальность платят жизнью. Сначала-то на прививку шли только законченные графоманы да изобретатели вечного двигателя. А позже дело поставили на широкую ногу. На всех перекрестках висели воззвания фирм, госдепартамента и колледжей к самоубийцам: за баснословные деньги у них покупали жизнь. Гангстерские банды десятками переключались с продажи наркотиков на поставку «гениев поневоле». Схватят человека, сделают прививку, а потом предлагают: работай там-то, умрешь через месяц, зато семья будет обеспечена. Отказался — сразу конец, и гению, и его семье… Сколько тогда об этом писали!.. Помню объявление фирмы Дженерал электрик: «Зачем вам посредники-гангстеры? Обращайтесь прямо к нам, и комиссионные достанутся вашим детям!» Хорошие денежки гангстеры на этом деле зарабатывали…

А вот глава сицилийской мафии понял: «гениев поневоле» выгоднее использовать в своей системе, чем продавать!

Первый из собственных гениев мафии за свои четыре недели поднял ее доходы, как позже выяснилось, на двадцать шесть процентов. Такие предложил способы ограбления банков и борьбы с батраками, что старейшие специалисты диву дались! Но второй…

Бруно Челли сделал им тридцатилетнего профессора экономики. А тот, видно, начитался в детстве приключенческих романов. В первые двадцать два дня его работы доходы Челли росли, как на дрожжах. Но на двадцать третий день своей гениальности Энцио собрал на маленькой вилле под Палермо восемнадцать вожаков мафии, запер их в гостиной и забросал через окно гранатами. Потом передал итальянскому правительству материалы на тридцать тысяч членов и пособников мафии. И сам же послал фотокопии всех документов во все газеты: боялся, что иначе дело замнут… Замять, правда, не удалось. Но и Энцио не удалось дожить до законного тридцатого дня гениальности: его убили уже на двадцать шестой…

Истории в этом роде не прекращались. Больше всего доставалось ученым. Ведь и гангстеры понимали: чтобы открыть новое, надо знать старое. В научных городках и университетах создавались дружины самообороны. Профессора, академики, даже студенты старших курсов не расставались с револьверами. На улицах Принстона разыгралась великая битва с гангстерами, в Йельский университет пришлось ввести войска, чтобы защитить от профессоров администрацию, на которую пало подозрение в сговоре с местной бандой…

А между тем в своей лаборатории уже работали день и ночь двадцать смертников. Двадцать микробиологов, которых созвал к себе перед смертью Физбах. Их целью было укротить бактерию. По очереди они прививали себе гениальность, и привитый тут же становился — до своего безумия — руководителем работ. Потом его место занимал — по жребию — следующий гений. А девятнадцать оставшихся в живых выбирали среди лучших микробиологов страны нового двадцатого и посылали ему сообщение об этом. Случаев отказа не было.

Когда, наконец, великий Бройс решил-таки в свой месяц «проблему Физбаха», ни одного из первой двадцатки уже не было. Но плод их общего труда, — рассказчик ткнул себя пальцем в голову, — тут. Теперь по-прежнему человек на месяц становится гениальным — или хотя бы талантливым. Но через месяц он всего лишь возвращается в обычное состояние, выздоравливает, а не умирает.

И едва это стало известно, как премьер-министр Федгании Ганс Крамке предложил привить бактерию гениальности всем гражданам своего государства. О, это было потрясающе! В едином порыве будущие таланты ринулись на созданные по всей стране пункты прививок, — их обычно устраивали в помещениях призывных пунктов. Соседние и несоседние державы отчаянно протестовали, но премьер-министр заявил в ответ, что все федганцы потенциальные гении и что это — сугубо внутреннее дело. Правда, тут же он совершенно нелогично прибавил, что страна гениев, естественно, должна руководить странами не-гениев.